Привет Алекс.
Санчо, умнее всех – это среди своего окружения, а не умнее себя в прошедшем времени.-Каким боком это относится к нашей беседе,я не понял.Но ещё раз отвечу:я доволен своим умом,в том числе и в сравнении с прочими.
Мой разум контролирует мою агрессию и вупускаю я её когда считаю нужным(про возмржность отличать добро от зла,я уже писал),так что она направленна в правельное русло.Но когда я не знаю,как поступить или боюсь перегнуть палку я сознаю,что слаб,и обращаюсь за помощью к Богу.Стараясь не доводить до того,после чего приходиться каятся.Чего-то захвалил я себя,бывает и каяться приходится.
Господь и Ангел помогут не ошибиться.И выбрать соответствуещее средство борьбы.(примерно тоже я написал в Христианстве,ещё раз предлогаю не флудить и переместиться в соответствующую тему)
Последний раз редактировалось SancheS; 28.07.2011 в 23:01.
Мне довелось участвовать в работе двадцати пяти сессий Генеральной Ассамблеи ООН, присутствовать на многих и многих выступлениях государственных и политических деятелей нашей планеты. Но и сейчас, по прошествии четверти века, я без колебания отдаю предпочтение одному из них. И внешний облик оратора, и острота полемики, возникшая в связи с его речью, и, наконец, сама обстановка, в которой она произносилась — многое было необычным. Выступление Эрнесто Че Гевары на 19-ой сессии Генеральной Ассамблеи ООН в 1964 г. никого не оставило равнодушным. Он уже тогда был живой легендой, одной из популярнейших политических фигур Латинской Америки и всего мира.
Не случайно поэтому, что при первом же своем появлении в здании Организации Объединенных Наций Че Гевара оказался в центре внимания. Молодой—было ему тогда 36 лет—невысокого роста брюнет, с широким открытым лицом, окаймленным небольшой бородкой, с живыми добрыми глазами Че Гевара поразил всех прежде всего необычной для деятелей столь высокого ранга манерой держаться, простотой. Хотя к нему были прикованы все взгляды, и он, очевидно, это чувствовал, вел себя Че исключительно непринужденно, без тени рисовки. Запомнились его молниеносная реакция на многочисленные вопросы, которые ему задавались, где бы он ни появлялся, его четкие, ясные ответы (без какой-либо дипломатической "многозначительности"), остроумные реплики. Че Гевара часто улыбался, шутил. Вместе с тем помнится и сосредоточенность, напряженность на его лице, когда он слушал выступления представителей других делегаций.
Одет Че Гевара был в оливково-зеленый военный костюм майора кубинской армии. Из верхнегокармана его кителя, как правило, виднелась сигара, которую он перед курением тщательно, не торопясь обрезал специальным ножичком. Ходил он в невысоких сапогах твердой, уверенной походкой.
Так же он шел к трибуне Генеральной Ассамблеи, когда на ее утреннем заседании 11 декабря ему было предоставлено слово. Его появление на трибуне было встречено как горячими аплодисментами, так и враждебными выкриками, доносившимися со стороны зрительского яруса, куда пробралось немало кубинских контрреволюционеров.
Однако темпераментное, страстное выступление Че Гевары настолько захватило присутствующих в зале, что, когда где-то в середине его выступления послышался звук не то выстрела, не то взрыва, никто особого внимания на него не обратил. Как выяснилось впоследствии, в день выступления Че Гевары кубинские контрреволюционеры намечали проведение крупной террористической акции. Учитывая, что перед входом в здание ООН были выставлены усиленные наряды полиции, заговорщики решили отвлечь их внимание обстрелом здания ООН с "тыла", с восточного берега Ист-Ривер (здание ООН находится на западном берегу реки), что по замыслу террористов вынудит полицейских сразу же броситься к месту происшествия и оголит таким образом "фронт", т. е. вход в помещение Генеральной Ассамблеи. С этой же целью была заложена бомба в одно из помещений Секретариата ООН, взрыв которой должен был совпасть с обстрелом здания. Все это обеспечило бы проникновение в зал заседаний Генеральной Ассамблеи террористов в тот момент, когда с ее трибуны выступал Че Гевара.
В соответствии с этим планом в условленное время заговорщики произвели выстрел из района Куинс на Лонг Айлэнде. Снаряд, запущенный из базуки, однако, не долетел до здания ООН около семидесяти метров, упал в реку и взорвался, образовав фонтан примерно в пять метров высотой. Так как зал заседаний Совета Безопасности находится в восточной части здания ООН, то взрыв снаряда больше всего был слышен именно там. Присутствовавшие на заседании Совета дипломаты сорвались с мест, а министр иностранных дел Бельгии П. Спаак, выступавший в это время с речью в защиту колониальной политики западных держав в Африке (в то же самое время в зале заседаний Генеральной Ассамблеи Че Гевара клеймил колониализм), вынужден был прервать свою речь. Что касается бомбы, заложенной в здании Секретариата ООН, то и здесь заговорщиков постигла неудача. Она была своевременно обнаружена органами безопасности и обезврежена. Несмотря однако на эти просчеты и срывы, одновременно с взрывом снаряда небольшая группа (человек 50—60) кубинских контрас, собравшаяся перед зданием ООН, предприняла атаку "с фронта". У одной из задержанных участниц "штурма" некоей Молли Гонсалес был обнаружен нож, который, по ее признанию, предназначался Че. Когда после утреннего заседания корреспонденты, осаждавшие в делегатском зале Че Гевару, задали ему вопрос, как он относится к взрыву снаряда у здания ООН, Че, улыбаясь, ответил:
"Что же, это придало моему выступлению особое звучание". На вопрос, что он думает о причинах выстрела, Че Гевара сухо парировал: "Задайте этот вопрос человеку, который стрелял. Меня это не интересует". Когда же ему сообщили о намерении Гонсалес убить его, он сказал, что прощает ее и с улыбкой добавил: "Лучше погибнуть от ножа женщины, чем от пули мужчины".
Но обо всех подробностях неудавшегося покушения мы узнали много позже, А в тот час на находившихся в зале заседаний Генеральной Ассамблеи подлинный эффект разорвавшейся бомбы произвела речь того, против которого задумывался террористический акт.
С присущим ему революционным пафосом и страстью Че Гевара призвал к деловому рассмотрению серьезных мировых проблем. Наиболее жгучей из них он назвал проблему мирного сосуществования государств с различными социальными системами. Вместе с тем он подчеркнул, что как марксисты мы придерживаемся того мнения, что мирное сосуществование между государствами не предусматривает сосуществования между эксплуататорами и эксплуатируемыми, между угнетателями и угнетенными".
Уничтожающей критике подверг Че Гевара агрессивную политику США. в отношении стран Юго-Восточной Азии, Африки, Латинской Америки. Особенно подробно он остановился на враждебных акциях США против Кубы, на подготовке американским правительством агрессии против острова Свободы. "Как может претендовать на роль защитника свободы страна,— заявил он, — которая убивает собственных детей и ежедневно проводит среди них дискриминацию на основе цвета их кожи, страна, которая позволяет оставаться на свободе убийцам негров, защищает их и наказывает негров за то, что они требуют уважения своих законных прав, прав свободной человеческой личности? Мы понимаем, что сегодня Ассамблея не в состоянии потребовать ответа за эти акты, однако следует со всей ясностью установить, что правительство Соединенных Штатов не является защитником свободы, а скорее увековечивает эксплуатацию и угнетение многих народов мира и многих из своих собственных граждан".
Революционной патетикой был пронизан раздел выступления Гевары, посвященный Латинской Америке. Он подчеркнул общность судеб народов Латинской Америки, которые говорят на одном языке, имеют общую культуру и эксплуатируются одним и тем же империализмом—империализмом янки. "На равнинах и в горах Америки, на склонах предгорий, в долинах и лесах, в пустыне и в суете городов, на побережье океана и на берегах рек,— заявил Че Гевара,— в храбрых сердцах латиноамериканцов начинает созревать горячее желание умереть в борьбе за свое достоинство, завоевать и сохранить свои права, которые попирались в течение почти пятисот лет". По мнению Че Гевары, революционная волна, которая начинала захлестывать страны Латинской Америки, будет нарастать с каждым днем, потому что ее движущей силой являются народные массы, те, "кто везде составляет большинство, чьим трудом создается богатство, кто производит ценности, кто вращает колесо истории".
В заключение Че Гевара воскликнул: "Новый строй континента, новый строй Америки поднимается и воплощается в категорическом заявлении нашего народа о своей непреклонной решимости бороться против бронированного кулака интервенции и отвести его. Наша твердая решимость находит понимание и поддержку у всех народов мира, и особенно у народов социалистических стран. Родина или смерть!"
Заключительные слова Че Гевары потонули в громе аплодисментов большинства делегаций и зрителей. Со стороны галерки слышались голоса; "Venseremos", "Cuba si, yanky no". Не безмолствовали и кубинские контрреволюционеры. Одним словом, зал Генеральной Ассамблеи бурно реагировал на речь Че Гевары.
После выступления мы подошли к Че. Он стоял, окруженный друзьями, коллегами, корреспондентами. Покуривал свою неизменную сигару, отвечал на вопросы. Чувствовалось прекрасное расположение духа! Мы горячо поздравили его с яркой, блестящей речью. Высказали также предположение, что противники кубинской революции не оставят ее без ответа. Че сказал, что не боится полемики,
После обеденного перерыва Генеральная Ассамблея продолжала свою работу. В список ораторов записались представители шести делегаций (Коста-Рика, Никарагуа, Панама, Венесуэла, Колумбия и США), пожелавших ответить на выступление Че Гевары.
Все ораторы выступали с письменными текстами, которые были заготовлены, очевидно, в ходе обеденного перерыва. Выступления были в общем довольно короткими—по 5—10 минут, и лишь американец Э. Стивенсон говорил довольно долго. Их выступления были построены примерно по одной и той же схеме. Представители латиноамериканских режимов, сотрудничавших с Вашингтоном, всячески отрицали свое соучастие в антикубинских акциях, предоставление территории своих стран различным контрреволюционным группировкам, обвиняли кубинское правительство во вмешательстве во внутренние дела других стран. Наконец, некоторые ораторы не остановились и перед личными выпадами против Че Гевары. Один из них заявил, например, что внешняя политика Кубы пишется теперь по-русски, а произносится по-испански, с аргентинским акцентом. Эту же мысль "развивал" и Стивенсон, стремясь внушить аудитории, что Че Гевара "чуждый человек, пришелец на Кубе". Он прямо заявил, что новый режим на Кубе "несовместим с принципами и целями межамериканской системы".
Особого интереса заявления оппонентов Че Гевары в зале не вызвали. Было ясно, что они отрабатывали, так сказать, свои номера, зачитывая заранее заготовленные тексты для занесения их в протоколы Генеральной Ассамблеи. Всех волновал другой вопрос — как прореагирует Че Гевара, который внимательно слушал "отклики" на свою речь, делал какие-то заметки, изредка о чем-то переговаривался со своими коллегами по делегации. В практике международных конференций в таких случаях существует несколько возможностей. Можно, во-первых, проигнорировать. выпады оппонентов, ведь иногда многословная полемика больше на руку тем, кто хотел бы отвлечь внимание участников того или иного международного форума от существа обсуждаемых проблем. Можно зарезервировать свое право на ответ и выступить с критикой позиции оппонента позднее—на следующий день или в любое другое время. У такого подхода есть свое преимущество—он дает возможность внимательно изучить текст сделанных заявлений (ведь часто приходится слушать синхронный и порой весьма неточный перевод выступлений), проверить содержащиеся в нем факты, подобрать необходимый материал для своего выступления, посоветоваться с коллегами и, наконец, подготовить текст выступления. По такому пути, кстати, пошли оппоненты Че Гевары.
Но есть и третий путь. Ответить противнику сразу. Он производит наибольшее впечатление на аудиторию и весьма эффектен. Вместе с тем он наиболее труден, так как для подготовки к выступлению практически нет времени. Ведь слушать оппонента и готовиться к собственному выступлению приходится одновременно. Нет возможности и посоветоваться—даже на мгновение отключив наушники, можно упустить какой-то аргумент, замечание оппонента. Еще сложнее, конечно, отвечать сразу на несколько выступлений. Такое по силам только человеку, обладающему широким диапазоном знаний, даром импровизации, глубоко верящим в правоту своего дела, в совершенстве владеющим ораторским искусством.
Поэтому неудивительно, что появление на трибуне Генеральной Ассамблеи Эрнесто Че Гевары сразу же после выступления Стивенсона (с ответом в значительной степени на его речь!) произвело на всех огромное впечатление.
У Че Гевары не было, разумеется, заранее подготовленного текста.
Лишь изредка он заглядывал в захваченный с собой листочек с заметками. Говорил страстно, с подъемом, что резко контрастировало с формальными заявлениями предыдущих ораторов. В начале своего выступления он заявил, что ответит своим оппонентам "по всем пунктам". Так он и поступил.
Сказал Че Гевара и несколько слов о себе, о том, что родился в Аргентине, что его революционная деятельность началась сравнительно недавно, фактически с "Гранмы". Что же касается аргентинского произношения, которое было подмечено одним из оппонентов, то Че Гевара на это заметил, что надеется, что никто не уловил в его произношении североамериканского акцента, что "было бы действительно смешно".
Че говорил легко, свободно, уверенно. Его выступление было пронизано оптимизмом, верой в будущее. Он чувствовал себя хозяином положения. Его экспромт удался на славу. Еще долгое время в кулуарах ООН живо комментировались выступления Че Гевары. Слышались восторженные отзывы, были, разумеется, и придирчивые оценки. Но в одном сходились все — в тот день с трибуны Организации Объединенных Наций выступала выдающаяся личность. Кто-то даже назвал этот день—днем Че Гевары в ООН.
"Когда придет время, и если это будет необходимо, я с готовностью отдам свою жизнь за освобождение любой из латиноамериканских стран, ни у кого ничего не прося, ничего не требуя и никого не эксплуатируя",— заявил Че. Разве мог кто-нибудь из нас, с восхищением слушавших тогда этого замечательного человека, представить себе, как скоро придет его час, и он ценой собственной жизни докажет верность слов, произнесенных с трибуны ООН.
В.Л.Исраэлян
Последний раз редактировалось SancheS; 28.07.2011 в 23:16.
Прошло два дня, как мы потеряли из виду Фиделя. Он нас нашел третьего числа вечером, когда мы ужинали в доме крестьянина Креспо, который был вместе с Фиделем и совершил обход местности. На следующий день мы вновь встретились с Фиделем. Мы продвигались вперед. Я стер ноги и пошел в штаб, где находился Че, наш врач. Че оказал мне помощь — наложил повязку с мазью на грязные ноги. Как революционер Че — чудо, как врач — убийца. Вернувшись, я сел рядом с Раулем. Вот в этот момент на нас неожиданно напали батистовцы.
II
Че: В этот момент один товарищ бросил ящик с патронами почти у моих ног, я показал ему на ящик, но у него было такое выражение лица — я до сих пор его прекрасно помню, — на нем было столько печали, он как бы говорил: «Сейчас не до ящиков с патронами». И он побежал дальше на плантацию тростника (позднее он был убит одним из батистовских шпиков). Возможно, впервые передо мной возникла дилемма: посвятить себя служению медицине или выполнить долг солдата-революционера. Впереди меня лежали набитый лекарствами рюкзак и ящик с патронами. Я не мог нести то и другое — было слишком тяжело.
Рафаэль Чао
Я, как и все, побежал. У меня была одна только мысль, чтобы пули не настигли меня, и вдруг я сообразил, что в замешательстве мы все оставили на дороге. Но я продолжал бежать, ища, где бы укрыться, и тут увидел, как он поднимает ящик с патронами.
Луис Креспо
Я думаю, что если бы Фидель заставил его быть только врачом, то он бы стал у нас первым «дезертиром». Потому что он говорил: «Я врач и боец. Иногда я лечу, а иногда нет... Я прибыл сюда сражаться». И в самом деле, Че всегда рвался в бой.
III
Хосе Понсе
Мы кинулись врассыпную, добежали до Пино, до обоих Фуэтесов и там натолкнулись на раненого Че.
Кресенсио Перес
Он был ранен, кажется, в него попала отскочившая рикошетом пуля. Он упал на землю, думая, что ранение серьезное. Но, будучи сильным и энергичным человеком, он встал, собрался с духом и побежал. Ему удалось укрыться и спастись.
Хулио Кортасар
Пуля задела ухо, еще бы два сантиметра, и тогда, сынок — возможно, ты читаешь эти строки,— ты так и не узнал бы, что делал твой старик. Кровь, боль и страх заставили меня видеть вещи отчетливее, образы рельефнее, краски такими же яркими, как любовь к жизни.
Че: Рядом со мной бежал товарищ по имени Арбентоса. Одна из очередей настигла нас обоих. Я почувствовал сильный удар в грудь, ощутил острую боль в шее и решил, что моя песенка спета. Арбентоса, у которого кровь шла из носа, рта и огромной раны от пули 45-го калибра, закричал что-то похожее на «меня убили» и начал стрелять как сумасшедший.
Эмилио Арбентоса
Мы были ранены одной и той же пулеметной очередью. Мне пуля попала сюда, в шею. Из носа полилась кровь, и мне показалось, что я умираю. В этот момент я увидел его очень близко от себя. Он сидел на земле у ствола дерева. Я особенно не вглядывался в него, просто, пробегая, я увидел его сидящим на земле. У него тоже текла кровь. Я как сумасшедший начал палить во все стороны.
Аугусто Кабрера
Доктор Санчес Амайя мне рассказал, что он с товарищем, перебегая через одно место, увидел на земле раненого Че. Он им сказал: «Ну, вот, видно, и конец. Со мной счеты кончены». Но, будучи врачом, Че начал осматривать рану, он увидел, что пуля лишь слегка задела его, рана неопасная, и он взял себя в руки.
Рафаэль Чао
К счастью, рана оказалась неопасной. Пуля лишь скользнула по шее. Я отдал ему свой платок, которым он обвязал шею. Второе ранение у него было в грудь, но, к счастью, тоже не очень тяжелое. Вот тогда мы и встретились с Альмейдой, с Рамирито и, кажется, с Бенитесом. Перестрелка продолжалась. Более четверти часа мы пролежали в поле. Самолеты летали над нашими головами, однако я думал, что на этот раз мы спаслись.
Че: Понсе подбежал возбужденный, он дышал с трудом. Он показал рану, пуля, наверное, пробила ему легкое. Он сказал мне, что ранен, я ему ответил с безразличным видом, что я тоже.
Хулиан Пинья Фонсека
Когда я его увидел, у него шея была перевязана платком, вернее, я не понял, платок это или тряпка. На его одежде были пятна крови, он был весь в грязи. Но, кажется, чувствовал он себя сносно, правда с трудом поворачивал шею, а так ничего. Он хорошо ел и пил, без труда говорил.
IV
Гильермо Гарсиа
Почему не рассказать о людях, которые испугались, и о тех, кто ушел оттуда, почему это нужно скрывать? Почему не рассказать о том человеке, который мне говорил в горах, что это величайшая глупость, что он воевал на войне и что они не могли тогда разгромить врага, а как же мы, маленькая группа, собираемся свергнуть Батисту? Вот какова правда. Почему нужно скрывать это?
А другой человек, который жаловался, плача на вершине холма, что он учитель, что его жена хорошо устроена в Мексике, что кто-то его вовлек в это дело, и тому подобное. Он плакал у меня на глазах.
Хулио Кортасар
Я вспоминаю одного толстяка, думаю, что он был тоже из группы Пабло. В самый критический момент боя он, пытаясь спрятаться за тростником, становился боком, опускался на колени. Особенно я вспоминаю, как он кричал, что нужно сдаться. И я помню голос, который в перерыве между пулеметными очередями ответил ему. Это был голос лейтенанта, который, перекричав шум перестрелки, воскликнул: «Здесь, черт возьми, никто не сдается!» от себя-это крикнул Камило Сьенфуэгос
Указание Марти
Че: Я вспоминаю одного солдата — впоследствии он стал майором и недавно трагически погиб. Этого майора звали Кристино Наранхо. Ему было около сорока лет, а находился он под командованием лейтенанта Джоэля Иглесиаса, которому было 15 лет. Кристино обращался к Джоэлю на «ты», а Джоэлъ, хотя и был командиром, звал его на «вы». Однако Кристино Наранхо никогда не отказывался от выполнения приказа, так как мы в нашей Повстанческой армии, следуя указаниям Марти, не принимали во внимание возраст, ни прошлое бойца ни его политическую или религиозную деятельность в прошлом. Нам были важны его дела в настоящий момент и преданность делу Революции.
Последний раз редактировалось SancheS; 29.07.2011 в 11:08.
Бой у Ла-Платы был первым успешным сражением Повстанческой армии. В этом, а также в следующем бою за, всю историю нашего движения мы имели больше оружия, чем людей.
Гавана, 18 января (ЮПИ). В 4 часа утра представители армии заявили, что смешанный патруль, состоявший из армейских и морских частей, завязал перестрелку с группой повстанцев. Перестрелка произошла в местности, известной под названием Ла-Плата, в провинции Ориенте. Потери составляют 8 человек. “С нашей стороны имеется 3 раненых и 2 убитых”, — заявил майор Поликарпио Чавиано.
Универсо: Я расскажу, как была атакована казарма Ла-Плата. Я расскажу все, как было. Послали меня и Луиса Креспо. Мы пошли и захватили какого-то сеньора с мальчиком. Он нам сказал, что за ними едет Чичо Осорио.
Че: Немного погодя появился упомянутый Чичо Осорио, пьяный; он ехал верхом на муле, с негритенком сзади. Универсо Санчес остановил Осорио, произнеся пароль сельской жандармерии, и тот мгновенно ответил “москит” — таков был отзыв на пароль.
Универсо: Тогда мы отвели его к Фиделю; мы делали вид, будто мы батистовские солдаты.
Че: Фидель с негодованием заявил Осорио, что он полковник правительственных войск и приехал узнать, почему до сих пор не уничтожены все повстанцы. Он сам, мол, был вынужден отправиться в горы, поэтому-то и оброс бородой, а правительственные войска — это не солдаты, а помойщики
Универсо: Чичо стал поносить солдат, хвалить одних крестьян и плохо отзываться о других. Мы понимали, что те, кого он хвалит,— плохие люди, а те, кого ругает,— это наши друзья.
Че: Фидель спросил управляющего, а что бы он сделал с Фиделем Кастро, если бы тот попал ему в руки, и Осорио, сделав выразительный жест, сказал, что ему следовало бы отрезать... “Вот, поглядите,— похвастался он, показывая солдатские ботинки мексиканского производства, которые носили повстанцы,— они принадлежали одному из этих сукиных сынов, которого мы прикончили”. Так, сам не сознавая этого, Чичо Осорио подписал себе смертный приговор.
Универсо: Мы его связали и для надежности привязали к дереву. А затем решили подойти поближе к казармам.
Че: Фидель открыл огонь двумя пулеметными очередями, его поддержали все имевшиеся в нашем распоряжении винтовки. Мы немедленно предложили солдатам сдаться, но безрезультатно. Как только началась перестрелка, приговор, вынесенный доносчику и убийце Чичо Осорио, был приведен в исполнение.
Универсо: В этот момент Че появился там, откуда выбежал солдат. Луис Креспо выстрелил, и солдат рухнул. Че бросился к нему, снял патронташ, а когда перевернул его на спину, солдат сказал: “Не убивай меня”. Че ему ответил: “Не шевелись, сейчас сюда придет врач”. Че лег за солдата, как за укрытие, и начал вести огонь по дому.
Че: Солдаты, почти не оказывавшие сопротивления, были ранены нашими выстрелами. Подсчитали вражеские потери: 2 убитых, б раненых и 3 пленных. С нашей стороны — ни одной царапины.
„Герберт Мэтьюз выдал демократическую индульгенцию силам, развязавшим красную войну в Америке",— заявляет министр обороны Сантьяго Вердеха Нейра.
Че: В те дни к нам прибыл комментатор газеты “Нью-Йорк таймс” Герберт Мэтьюз. Он сообщил всему миру — особенный отклик имело это известие на Кубе,— что мы точно находимся в горах Сьерра-Маэстра и что Фидель жив.
Лишь журналист, падкий на сенсацию, мог пустить эту “утку” о Сьерра-Маэстре. Это вымышленное интервью только поможет действиям Кастро, — сказал в заключение Вердеха Нейра.
Фотография, запечатлевшая интервью Фиделя Кастро. “Нью-Йорк таймс” опубликовала эту фотографию, сопроводив ее следующим текстом: “Подтверждение. Фидель Кастро (справа), кубинский повстанческий лидер, во время интервью, которое он дал 17 февраля Герберту Мэтьюзу из “Нью-Йорк таймс” в своем убежище в горах Сьерра-Маэстра.
Плохое качество фотографии, сделанной одним из людей Кастро, объясняется отсутствием света”. от себя: фото размещать лень,в нём ничего особого нет
Че: В бою при Ла-Плате я приобрел в качестве трофея каску батистовского капрала и с гордостью носил ее. Отправившись осматривать позиции, мы углубились в лесную чащу. Дозор еще издали услышал наше приближение и увидел группу, возглавляемую человеком в батистовской каске. К счастью, в этот момент бойцы чистили оружие и заряженной оказалась лишь винтовка Камило Сьенфуэгоса, который и открыл огонь. Правда, он немедленно понял свою ошибку. Этот случай показывает, в каком напряженном состоянии мы все находились, ожидая боя, словно избавления.
Последний раз редактировалось SancheS; 29.07.2011 в 11:07.
Линейный вид
