К столетию дела Полонского

[Дубовик]

«ЦЕЛЬ ПРИЕЗДА – ОТРАВИТЬ МАХНО»: ДЕЛО ПОЛОНСКОГО.

В ночь на 3 декабря 1919 года в Екатеринославе (ныне Днепр) по приговору махновского командования были расстреляны командир 3-го Стального кавалерийского полка Революционной Повстанческой Армии Украины большевик Михаил Полонский и группа близких к нему лиц, обвиненных в подготовке заговора и убийства руководителей повстанческого движения.

Дело Полонского едва не спровоцировало раскол Махновского движения, под которым следует понимать целый комплекс военных и гражданских формирований, учреждений и инициатив, и которое объединяло в то время (конец 1919 года) сторонников различных «левых» взглядов, – от анархистов до большевиков, – конечно, имевших разный «удельный вес» в возможности оказывать влияние на политику повстанчества. Дело Полонского рассматривается критиками Махновщины как едва ли не главный аргумент, подтверждающий представление о ней как о «режиме личной диктатуры Махно» (в частности, именно в этом качестве оно представлено в сериале «Девять жизней Нестора Махно», где Полонский почему-то выведен под именем Павел Глыба). Наконец, дело Полонского до сих пор остается одним из самых загадочных эпизодов в истории Махновщины, вокруг которого продолжаются споры историков, так и не пришедших к единому мнению о том, что же произошло в Екатеринославе в первых числах декабря 1919-го: успешная ликвидация большевистского заговора? Кровавая провокация махновской контрразведки? Цепочка трагических случайностей, вызванных взаимным недоверием участников тех событий друг к другу? Отнюдь не претендуя на то, чтобы раскрыть эту загадку и изложить единственно правильную версию, – постараемся дать общее представление о деле Полонского, предшествовавших и сопровождавших его событиях.

Во избежание возможных недоразумений: нижеследующая статья является не самостоятельным исследованием, а, скорее, сокращенным изложением замечательного исследования запорожского историка Юрия Кравца (Кравец Ю.П. Михаил Полонский и «заговор» против Махно в начале декабря 1919 г. // «Атаманщина» и «партизанщина» в Гражданской войне: идеология, военное участие, кадры. Сборник статей и материалов / Под ред. А.В. Посадского. – М.: АИРО-ХХI. 2015).
= = = = = = = = = = = = = = = =

Полонский относится к той многочисленной категории активных участников событий Великой революции 1917-1921 гг., которые вышли из народных масс и появились на исторической сцене «вдруг», «из ниоткуда», – об их дореволюционной жизни сведения очень скудны, а то и вовсе отсутствуют. Долгое время не было точно известно даже его имя: Махно в своих воспоминаниях назвал только инициал, и тот с ошибкой («Е. Полонский»), в разных публикациях командира Стального полка называли Александром, Абрамом и – снова только инициалы – Д.М. Полонским. Не было общего мнения о времени и месте его рождения. Сейчас можно считать установленным, что Михаил Лаврентьевич Полонский родился в январе 1896 года, скорее всего, в селе Гальбштадт Бердянского уезда Таврической губернии (ныне город Молочанск Токмакского района Запорожской области). Во время Первой мировой войны служил матросом Черноморского флота. К концу 1917 состоял в Партии левых социалистов-революционеров (эсеров).

В феврале 1918 года Севастопольский комитет ПЛСР направил Михаила Полонского и Бориса Веретельникова на партийную работу в Александровский уезд Екатеринославской губернии. Они прибыли на родину Веретельникова, в знаменитое уже тогда Гуляй-поле, вместе с еще одним местным уроженцем, матросом Василием Шаровским. Все трое поступили на службу в агитационный отдел Гуляйпольского ревкома и, по словам Махно, «с первых же дней своего приезда проявляли себя как энергичные революционные работники. (…) Население Гуляй-поля встретило их с уважением и не без интереса выслушивало их речи». Вскоре Веретельников вступил в группу анархистов, Шаровский – в Украинскую партию эсеров; оба в дальнейшем играли видную роль в Махновском движении. Полонский тоже оставил левых эсеров, объявил себя сочувствующим анархистам-коммунистам и, как вспоминал Махно, категорически отказался от предложения брата-большевика переехать к нему в Большой Токмак и занять руководящую должность в местном ревкоме, «заявляя, что бунтовской дух Гуляй-поля приковал его к здешней революционной работе».

К апрелю 1918 Полонский был выбран командиром Гуляйпольского вольного батальона, созданного для защиты региона от наступления германо-австрийских и украинских войск. Как известно, вступить в бой батальону не пришлось: 16 апреля 1918 в Гуляй-поле произошел переворот сторонников Украинской Народной Республики, гуляйпольским анархистам и Полонскому вместе с ними пришлось скрыться в Россию.

Летом 1918 Полонский участвовал в боях с белыми казаками под Царицыном. К этому времени он окончательно определился в своих политических убеждениях, вступив в большевистскую партию. В Украину он вернулся через год: в мае 1919 занимался формированием красноармейских частей в Севастополе, затем командовал 514-м полком 1-й бригады 58-й стрелковой дивизии. Во время отступления красных в августе 1919 года в этой дивизии произошло анархо-махновское восстание, в результате которого большинство ее частей перешло к Революционной Повстанческой Армии Украины (РПАУ). Оказавшись у махновцев, 514-й полк получил название 3-й Крымский (в ноябре 1919 переименован в 3-й Стальной кавалерийский). Полонский, несмотря на свой большевизм, остался его командиром, полк с разрешения штаба армии сохранил красные знамена.

В составе РПАУ 3-й Крымский полк сражался против деникинцев, участвовал в знаменитой битве под Перегоновкой и в последующем победном наступлении на Екатеринославщину. В этих боях Полонский проявил личную храбрость и воинский талант, принесшие ему известность и авторитет среди повстанцев; большевистские мемуаристы позже даже утверждали, будто Полонский «пользовался в армии популярностью, почти равной популярности Махно». После взятия Александровска (5 октября) Крымский полк был оставлен здесь на гарнизонной службе, а Полонский назначен начальником гарнизона города.

С приходом махновцев немногочисленные александровские большевики вышли из подполья и немедленно связались с Полонским. Уже 8 октября состоялось общегородское собрание Александровской организации КП(б)У, обсуждавшее действия в новых условиях. Полонский был одним из докладчиков; принятое при его участии решение гласило: «Продолжая занимать полулегальное положение, работать в Советах и профессиональных организациях и образовывать ячейки, не участвуя как партия в [махновских] представительных органах».

Гораздо более конкретные указания давала «Временная инструкция партийной организации и тактики в области, занятой махновцами», принятая на состоявшемся 27 октября 1919 совещании представителей Александровского, Мариупольского, Бердянского и Мелитопольского комитетов КП(б)У с участием Полонского. Инструкция требовала направить всю работу парторганизаций на «борьбу против социалистического строительства анархистов», прежде всего против создания «вольных экономических Советов», и давала следующие установки: поддерживать повстанческое движение, придавая ему «коммунистический характер»; создавать в армии тайные партийные ячейки и самостоятельные партизанские отряды; вести постоянную агитацию в махновской армии с целью организации ее перехода на сторону красных, как только те вернутся в Украину.

На следующий день после упомянутого совещания в Александровске открылся Четвертый районный съезд рабочих, крестьянских и повстанческих делегатов (28.10-02.11.1919). Съезд, в частности, произвел довыборы в Военно-революционный Совет (ВРС), высший гражданский орган Махновского движения; среди его новых членов оказались четыре большевика, один из которых, член Александровского комитета КП(б)У Семен Новицкий, вскоре вошел и в президиум ВРС. Свою должность Новицкий использовал для реализации установок «Временной инструкции», оперативно получая самую важную информацию и делясь ею с однопартийцами. Кроме того, по утверждению Новицкого, когда 25 ноября 1919 ведущий идеолог Конфедерации анархических организаций Украины Волин ушел с поста председателя ВРС, именно он добился избрания на освободившуюся должность не анархиста или левого эсера, а менее опасного для большевиков беспартийного, – крестьянина-повстанца Лащенко.

В середине ноября 1919 наряду с тайной антимахновской агитацией большевики начали и открытую. 15 ноября в Екатеринославе вышел первый номер органа губкома КП(б)У газеты «Звезда», в которой, в частности, были опубликованы статья некоего «В. М-ского» «Безвластие и диктатура пролетариата», призывавшая «положить предел бесшабашной, безвластной анархии», и статья П. Горенева «Идеология махновского движения», посвященная рассуждениям на тему о том, что «мелкобуржуазная анархическая идеология (…) как нельзя более пришлась по вкусу деревенским кулакам и прижималам». По свидетельству начальника штаба РПАУ Виктора Белаша, после выхода первого номера «Звезды» «Махно злился и готов был приказать схватить авторов, редакцию и расстрелять», но делать этого не стал: движение под его руководством официально объявило свободу слова. На местах, впрочем, реакция командиров-анархистов была более жесткой: так, командующий войсками Крымского направления Василий Володин 23 ноября 1919 издал приказ: «В виду того, что всякая партийная агитация в данный боевой момент вносит сильную разруху в чисто боевую работу повстанческой армии, категорически объявляю всему населению, что всякая партийная агитация до окончательной победы над белыми, мною совершенно воспрещена».

Итак, в октябре 1919 года большевики начали, а в ноябре заметно активизировали свою борьбу против Махновщины. Одним из подтверждений этому стал доклад Екатеринославского губкома в Зафронтбюро ЦК КП(б)У, отправленный большевистскому руководству в декабре 1919 г., в котором говорилось: «В повстанческой армии все время велась партийная работа, были устроены в частях комячейки, руководителем работы в пов[станческой] армии был Полонский, кот[орый], в свою очередь, был все время связан сначала с Александр[овской] организацией и затем с Ек[атеринославским] губ[ернским] центром». Докладывая о результатах этой работы, губком сообщал о настроениях повстанцев: «Два самых сильных боевых полка, 13-й и 3-й Крымский, – коммунистическое. Два – отряд Гаркушина и 1-й Екатеринославский полк имени Батько Махно – резко махновское», в остальных же полках преобладают настроения ожидания встречи с красными, причем «пехота в большинстве и прикрытие артиллерии определенно сочувствует Советской власти и с нетерпением ждет момента соединения с Красной армией».

В ноябре 1919 г. Полонский, оставаясь командиром 3-го Стального (бывшего Крымского) полка, был назначен начальником Никопольского боеучастка. Находясь в Никополе, он продолжал поддерживать тайные связи с Екатеринославским губкомом и с партячейками в частях РПАУ, которые попали в поле зрения махновской контрразведки. Около 20 ноября 1919 один из ее сотрудников, приехавший из Никополя в Екатеринослав, доложил помощнику начальника армейской контрразведки Льву Зиньковскому, что Полонский «окружил себя партийными коммунистами-большевиками» и «что-то тайно вырабатывает противное повстанчеству». Зиньковский немедленно сообщил эту информацию своему непосредственному начальнику Льву Голику и командарму Махно, которые распорядились установить слежку за Полонским и его окружением.

Осенью 1919 года действия военно-полевой контрразведки при штабе РПАУ вызывали многочисленные жалобы мирного населения на разнообразные эксцессы с ее стороны. Так же недовольны были жители и большевистской ЧК, и деникинской контрразведкой, но лишь в Махновии их жалобы были услышаны. В дело вмешался ВРС, тогда еще возглавлявшийся Волиным, по предложению которого было решено «избрать справочную комиссию по делам контрразведки и по улаживанию всякого рода конфликтов» с участием представителей ВРС, штаба армии и контрразведки. Голик поначалу отказался подчиняться этому решению, заявив: «Мы над собой никаких комиссий не признаем. Мы работаем так, как показывает необходимое для блага трудящихся», но 1 декабря под нажимом самого Махно согласился на совместную работу с «гражданскими». Правда, только при разборе гражданских же дел, – все остальные лица, задержанные «как участники Добровольческой армии, должны уничтожаться и разбираться только в контрразведке».

Примерно 30 ноября Полонский со своим ближайшим окружением приехал в Екатеринослав, вроде бы – для лечения. Полонский был встречен Махно приветливо, награжден именными часами. Одним из прибывших из Никополя оказался бывший командир красного кавалерийского полка Огарков, сразу отправившийся в штаб РПАУ. Здесь Огарков сообщил, что Полонский вовлек его «в большевистскую затею о поднятии в махновской армии восстания в пользу Советской власти», «ведет агитацию о свержении штаба и Реввоенсовета, подкупает батарею Белочуба. Цель приезда в Екатеринослав Полонского – отравить Махно, подкупить докторов, которые должны в свою очередь отравить видных махновских больных командиров и вместе с тем захватить армейское руководство».

Разумеется, в Екатеринославе Полонский оставался под наблюдением, что позволило обнаружить еще один неприятный сюрприз. Как позже указывалось в официальном заключении контрразведки, ей «пришлось убедиться, что Полонского окружают коммунистические палачи, распинавшие махновскую дивизию в мае и июне месяцах 1919 года, что и сам Полонский совместно и под руководством их стремится к этому». Под «палачами», видимо, имелся в виду один из помощников Полонского Вайнер, ранее служивший председателем трибунала при 1-м Екатеринославском полку бывшей махновской дивизии.

Днем 2 декабря Полонский участвовал в тайном заседании Екатеринославского губкома КП(б)У, сделав доклад о своей работе в РПАУ, причем «были отмечены большие успехи в смысле укомплектования командного состава партийцами». На это заседание неожиданно для его участников явился некий человек, назвавший себя представителем ЦК КП(б)У и Всеукраинского ревкома Захаровым и предъявивший соответствующие мандаты. Как писал в воспоминаниях член губкома и один из руководителей большевистского подполья Григорий Коневец, «Не сомневаясь в правильности этих документов, мы его ввели в курс наших дел, так как с этого дня задача наша сводилась, главным образом, к подготовке наибольшего количества махновских частей к переводу в ряды Красной армии». Считается, что под именем Захарова выступил опытный махновский агент, а его документы были подделаны контрразведкой. Если эта версия верна – руководство РПАУ получило неоспоримые доказательства заговора.

В 16 часов 2 декабря помощник начальника армейской контрразведки Лев Зиньковский составил протокол, отметив: «Установлено, что как Полонский, так и другие, окружающие его партийные коммунисты, помимо подготовки захвата власти в свои руки в г. Никополе, поставили себе задачей подготовить первый стальной полк и другие, связанные с ним части, для перехода в армию коммунистов-большевиков. И для успешности дела решили во чтобы то ни стало снять с ответственных постов руководителей Украинской повстанческой армии махновцев и в первую очередь (…) Батько Махно, смерть которого, по мнению заговорщиков, верной может быть только от руки женщины. Поэтому были распределены роли: Полонский должен был в самое кратчайшее время со своими силами уйти из Махновской армии, хотя бы это стоило смерти. Адъютант Полонского [бывший] подпоручик Семенченко должен выехать в Москву для связи и информации. Сожительница Полонского должна при первом удобном моменте пригласить командарма на вечеринку и отравить его. Бродский и Вайнер – агенты связи Полонского». Протокол был представлен командарму Махно и штабу РПАУ, постановившим немедленно арестовать всех названных в нем лиц.

Поздно вечером 2 декабря Полонский намечал в своем доме «пирушку в честь именин его жены», на которую пригласил Махно, исполняющего обязанности начштаба армии Александра Тарановского и других руководителей РПАУ. Но вместо ожидаемых высоких гостей в дом явился вооруженный отряд под командой помощника командарма Семена Каретника, арестовавший Полонского, его жену и помощников (Бродский, Вайнер, Семенченко). Все они были доставлены в штаб-квартиру Махно и после короткого допроса расстреляны все тем же Каретником и адъютантами Махно Григорием Василевским и Алексеем Чубенко.

В ту же ночь оставленная в квартире Полонского засада арестовала еще несколько человек, затем аресты прошли и в воинских частях. Как сообщала большевистская «Звезда» в номере от 6 декабря, кроме самого Полонского аресту подверглись «еще до полусотни командиров и солдат-бойцов», но всего по делу о заговоре было расстреляно не более 12 человек. Остальные, видимо, были освобождены. В частности, Белаш в своих воспоминаниях настаивал на том, что вместе с Полонским был арестован и командир артиллерийской батареи «анархист с советским уклоном» Пантелеймон Белочуб, который выразил раскаяние и получил прощение Махно.

Рано утром 3 декабря руководство большевистской организации уже узнало об арестах. Обсудив ситуацию, лидеры Екатеринославского губкома Семен Новицкий и Григорий Коневец пришли к выводу, что приходивший к ним «представитель ЦК Захаров» является провокатором; Коневец позже вспоминал: «Когда он [Захаров] явился к нам во второй раз, мы его арестовали и поручили т. Павлову (Миркину) расправиться с ним, но последний, провозившись с ним несколько дней, впоследствии его выпустил». На несколько часов большевики даже ушли в подполье, но к середине того же дня выяснили, что контрразведка их не ищет. Осмелев, Новицкий и Коневец явились к самому Махно, заявили, что «заговор, приписываемый т. Полонскому – ложь, гнусное измышление тех, кому невыгодна его честность», и потребовали открытого разбора дела. Махно категорически отказался созывать «гласный суд», сказал, что судьба Полонского уже «предрешена верхами военного командования – он будет расстрелян», но заверил, что репрессий против большевистской партии не допустит, а не причастные к заговору партийцы будут освобождены.

Вечером 3 декабря дело Полонского рассматривалось в заседании ВРС. Махно на заседание не пришел. От военного командования выступил начальник контрразведки Лев Голик, который заявил о расстреле Полонского и других «по распоряжению командарма и по усмотрению начальника контрразведки и некоторых лиц командного состава». На вопрос о причинах расстрела Голик ответил об участии Полонского «в подпольной организации большевиков-коммунистов», раскрытии «заговора против Батько Махно». Голик счел нужным сообщить и кое-какие подробности: по его словам, в доме Полонского к приходу Махно были приготовлены «шесть отравленных блюд – жаренный картофель, чай, солянка и др. кушанье, и все эти шесть блюд были специально отравлены стрихнином», причем «все отравленное кушанье было освидетельствовано врачом», который якобы подтвердил наличие яда. Однако, как следует из протокола собрания, когда Голику был задан вопрос «кто производил анализ отравленной пищи», – «ответа не последовало». Доказательств покушения на Махно не оказалось. Все более смелевшие большевики шумно выражали негодование самоуправством. В итоге ВРС единогласно отказался санкционировать расстрел Полонского и образовал комиссию для детального изучения дела. Со слов Коневца, в комиссию вошли анархисты Виктор Белаш, Всеволод Волин и Михаил Уралов; это утверждение, тиражируемое во всех книгах о Махновщине, вызывает недоумение, поскольку, согласно протоколу, членами комиссии были выбраны члены ВРС некие «Альберт, Саганчи и Придворов». Голик, никогда не отличавшийся дипломатичностью, заявил, что «он коммунистов в контрразведку не допустит», да и вообще – нужно бы «расстрелять всех коммунистов, где бы они ни были». Такого большевики стерпеть не могли, с их стороны сразу прозвучала ответная угроза: «Если вы будете их расстреливать, то армия расстреляет вас». На том заседание и завершилось.

3 или 4 декабря Махно пришел в Культурно-просветительный отдел ВРС, центр всей мирной деятельности анархистов, чтобы узнать мнение его сотрудников и лидеров Конфедерации анархистов «Набат» о происходящих событиях. Результаты его, скорее всего, удовлетворили: «гражданские» анархисты предпочли ни во что не вмешиваться, один лишь Петр Аршинов счел нужным выразить возмущение расстрелом большевиков, проведенным без гласного разбирательства, без ведома и санкции ВРС. Позиция анархистов интересовала и большевиков, отправивших своих представителей к Волину, но тот заявил, что «в этой грязной истории он не принимает никакого участия и просил не вмешивать его в это дело». Большевики настаивали, чтобы Волин определился, но услышали в ответ: «Вы, коммунисты, наших анархистов больше расстреляли, а потому считаю вопрос исчерпанным». Поняв, что еще немного, и они могут услышать что-то вроде голиковского «расстрелять всех коммунистов», посланцы губкома удалились.

5 декабря снова собрался ВРС. На этот раз в заседание не явился не только Махно, но и вообще ни один представитель военного командования. Председатель Совета Лащенко обратился за разъяснениями к самому Махно, позвонив ему по телефону, и услышал в ответ, что «совет ни черта не делает, занимается совершенно не тем, чем он должен заниматься, (…) имеет дела с коммунистическими партиями и на разбор дела приглашает коммунистов», а потому никто из руководства РПАУ на заседание не придет. Повторную попытку пригласить командарма на заседание предпринял Волин: он сам отправился к Махно, но был выгнан со словами: «Пусть совет со всякими мелкими вопросами не лезет ко мне и к командному составу, так как мы всегда заняты по военным делам, а совет должен сам всё разрешать и в правах [делать это] без командного состава». Раскол в руководстве Махновского движения казался практически свершившимся фактом, что не могло не радовать большевиков. Новицкий как член президиума ВРС или кто-то из его однопартийцев поднял вопрос о самороспуске Совета, явно для обострения конфликта, но заседание постановило «продолжать работу до созыва повстанческого съезда, созыв которого совет считает необходимым и важным в ближайшее время».

В тот же день 5 декабря о расстреле Полонского и других было сообщено приказом по РПАУ, который заканчивался словами: «Предоставляя всем социалистическим партиям и течениям полную свободу проповедования своих убеждений, Революционная повстанческая армия будет и впредь пресекать в корне всякую попытку подготовки организаций и навязываний трудящимся политической власти и диктатуры, откуда бы таковая попытка не исходила». Этот тезис подчеркивался и в официальном сообщении контрразведки, подготовленном Зиньковским и опубликованном в газете «Путь к свободе» 6 декабря под названием «Расстрел изменников и заговорщиков».

С выходом сообщения за подписью Зиньковского развитие конфликта вокруг дела Полонского фактически прекратилось: с 6 декабря на Екатеринослав началось наступление дивизии генерала Слащева, и у Махно со штабом армии, ВРС и даже большевиков нашлись дела важнее. 8 декабря ослабленная тифом РПАУ ушла из Екатеринослава на Никополь, бросив в городе много военного имущества и раненых повстанцев. Ушли с махновцами и лидеры большевиков. В последующие недели они продолжали тайную антимахновскую работу и даже обсуждали вопрос «о безболезненном уничтожении верхушки командного состава, самого Махно и его штаба». Упоминания об этой работе содержатся в воспоминаниях члена Екатеринославского губкома КП(б)У Владимира Мирошевского: «Нами был создан нелегальный армейский комитет, настроенный весьма агрессивно по отношению к “батьке” и неоднократно добивавшийся у губпарткома разрешения произвести военный переворот. Стоило большого труда удержать армейцев от решительных шагов, которые могли преждевременно разложить повстанчество». На открытые действия против Махновщины большевики так и не решились до прихода Красной армии, многократно превосходящей силы РПАУ.
= = = = = = = = = = = = = = = =

Краткие сведения о судьбе некоторых упомянутых в тексте лиц:

Член Екатеринославского губкома КП(б)У Владимир Мирошевский позже работал в Коминтерне и Институте марксизма-ленинизма. В 1941 поступил добровольцем в РККА. Умер от болезни в 1942.

Член Александровского и Екатеринославского комитетов КП(б) Григорий Коневец занимал различные руководящие должности, последнее место работы – начальник Административно-хозяйственного управления НКВД. Арестован и расстрелян в 1938.

Командир батареи Пантелеймон Белочуб участвовал в кампаниях РПАУ в 1920-1921, сдался красным весной 1921. В конце 1920-х стал одним из организаторов подпольной анархо-махновской группы, готовившей крестьянское восстание в Мариупольском округе. Арестован в 1928, расстрелян.

Бывший командир в частях Полонского Огарков присоединился к анархистам, в 1920 командовал партизанским отрядом, в июне 1921 стал последним начальником махновской контрразведки. Предположительно, погиб летом 1921.

Бывший начальник военно-полевой контрразведки РПАУ Лев Голик погиб в бою с красными в конце 1920.

Помощник начальника армейской контрразведки Лев Зиньковский ушел за границу вместе с Махно. В 1924 вернулся в СССР, под фамилией Задов служил в органах ГПУ-НКВД. Арестован в 1937, расстрелян.

Помощник командарма Семен Каретник арестован и расстрелян красными в ноябре 1920.

Адъютант командарма Алексей Чубенко работал в руководстве РПАУ до лета 1921, когда перешел на сторону красных. Был жив к 1937.

Другой адъютант Махно, Григорий Василевский, в 1920 входил в Комиссию по расследованию контрмахновских дел. Убит в бою с красными в декабре 1920.

Председатель ВРС Всеволод Волин был выслан из РСФСР в декабре 1921. В эмиграции оставался одним из лидеров международного анархического движения. Умер в 1945.

Командиром 1-го Стального кавалерийского полка после расстрела Полонского был утвержден его бывший помощник Берковский. 9 января 1920 года полк во главе с Берковским в полном составе перешел на сторону Красной армии.